Как в царской России отмечали новогодние праздники

Указ первого российского императора гласил, что знатным людям нужно «учинить некоторые украшения от древ и ветвей сосновых, елевых и можжевеловых» возле своих домов. Характерно, что образцы праздничного декорирования были выставлены в центре города. Указ касался даже бедных людей – им предлагалось «хотя по древцу или ветви на вороты, или над хороминою своею поставить». Встреча Нового года при Петре сопровождалась салютами, ружейными залпами, огнями костров и горящих смоляных бочек.

Хотя еловые деревья упоминались в петровском указе, путь главного символа Нового года в обычную российскую гостиную был долгим. Он занял почти полтора века. На массовое распространение ёлок повлияли сразу несколько факторов – их популярность в европейской культуре, сказки Гофмана и Андерсена, значительное влияние западной моды на российскую аристократию.

Дворцовые ёлки устраивались  в 1820-1830-е годы, но Пушкин и Лермонтов об этом дереве как символе праздника ничего не знали. Массовый интерес к хвойной красавице возник только в 1840-1850-е годы, когда она стала непременным атрибутом богатого дома накануне затяжной череды веселых дней.

Интересно, что маленькие немецкие елочки очень быстро оказались вытеснены могучими российскими красавицами, жители Петербурга и Москвы стали соревноваться, у кого елка выше, богаче, наряднее. На елку обычно помещались все подарки, которые затем доставались детворе. Кроме того, дерево украшали и съедобными угощениями – фруктами, черносливом, пряниками, тем самым возвращаясь к христианской основе Рождества, когда волхвы поднесли маленькому Иисусу «плоды земные». «Заранее вытаращив глазенки и затаив дыхание, дети чинно, по паре, входили в ярко освещенную залу и тихо обходили сверкающую елку. 

---

---

Она бросала сильный свет, без теней, на их лица с округлившимися глазами и губками. Минуту царила тишина глубокого очарования, сразу сменившаяся хором восторженных восклицаний», - находим у Леонида Андреева. Первые елочные игрушки, которые появились в России, были привозными. Они попадали в нашу страну в основном из Германии. В 1840-е годы в Москве появилась первая фабрика по производству «бенгальских огней». Постепенно кустари освоили выпуск игрушек, а чуть позже открылись и первые фабрики. Старейшее предприятие расположено в подмосковном Клину и продолжает выпуск продукции до сих пор.



Писатель, много страниц посвятивший контрастам российского общества, и здесь не удержался от острого замечания: «Девочка, уже имевшая триста тысяч рублей приданого, получила богатейшую куклу. Потом следовали подарки понижаясь, смотря по понижению рангов родителей всех этих счастливых детей. Наконец, последний ребенок, мальчик лет десяти, худенький, маленький, весноватенький, рыженький, получил только одну книжку повестей, толковавших о величии природы, о слезах умиления и прочее, без картинок и даже без виньетки. Он был сын гувернантки хозяйских детей, одной бедной вдовы, мальчик крайне забитый и запуганный».

Можно понять разочарование и горечь ребенка из необеспеченной семьи. Для многих «дворовых» и слуг ёлка была чуть ли не главным событием года. В скучной, однообразной хронике будней, где оплеухи перемежались со скудной пищей, сверкающая огнями лесная красавица служила напоминанием о том, что где-то есть другая жизнь, богатая и манящая. Чеховский Ванька в письме «на деревню дедушке» просит выполнить свое сокровенное желание: «Милый дедушка, а когда у господ будет елка с гостинцами, возьми мне золоченный орех и в зеленый сундучок спрячь».

Двери отворили, рады ребятишки...

Елка вся огнями залита до вышки,

Елка - чудо-диво из волшебной сказки.

У счастливцев малых разбежались глазки;

Прыгают, смеются, ушки на макушке,

Мигом расхватали новые игрушки.

С детства помните сочельник,

Этот детский день из дней?

Пахнет смолкой свежий ельник

Из незапертых сеней.

Все звонят из лавок люди,

Нянька ходит часто вниз,

А на кухне в плоском блюде

Разварной миндальный рис.



Писатели позволяли себе подтрунивать над добрым временем Рождества и писали довольно ироничные рассказы. Куприн в 1907 году выдаст: «В эту самую ночь, с 24 на 25 декабря, возвращался к себе домой с рождественской елки учитель гимназии по предмету русской грамматики и литературы господин Костыка.

Был он... пьян не пьян, но грузен, удручен и раздражителен. Давали знать себя: поросенок с кашей, окорок, полендвица и колбаса с чесноком. Пиво и домашняя наливка подпирали под горло…  И потому-то, с бурчащим животом, с изжогой в груди, с распухшей головой, проклял он сначала обычай устраивать елки - обычай если не языческий, то, должно быть, немецкий, а во всяком случае, святой церковью не установленный. Потом, прислонившись на минутку к фонарному столбу, помянул черным словом пиво и окорок… Детишек, торчавших на улице у магазинной витрины, Костыка обозвал хулиганами и воришками и вздохнул о старом, добром времени, когда розга и нравственность шли ручка об ручку».

---

Время после Рождества позволяло расслабиться и простому народу. На стол ставились лучшие блюда, в провинции юноши наряжались в страшноватые костюмы. В южных регионах России сохранилась традиция «колядок», о которых писал еще Гоголь. Гости желали хозяевам дома благополучия, славили Христа, пели песни и получали скромное вознаграждение (едой или мелкими монетами). Девушки на Рождество гадали, пытались узнать имя жениха, и подобные низовые традиции привлекали поэтов периода романтизма.

Практика празднования Нового года и Рождества до революции наглядно показывала, насколько сильна была разница между стратами общества. Простой народ из поколения в поколение передавал ритуалы празднования, сложившиеся в XVII-XVIII веке, аристократы же предпочли перенять как главный атрибут заморскую ёлку, пусть и снабдив ее русскими нотками. 

Павел Гнилорыбов, историк-москвовед, координатор проекта «Моспешком».

Для NEW RETAIL