И грянул голод: как восстанавливалась советская торговля после войны

Розничный оборот государственной и коммерческой торговли в 1940 году составлял 17,5 миллиардов рублей, в 1945 году он еще не достиг довоенного уровня и равнялся 16 миллиардам рублей. Если в 1940 году продовольствие в товарообороте занимало лишь 63,1%, то в 1945 году объем пищевых продуктов в торговых операциях приблизился к 76%. Граждане СССР приобретали мало промышленных товаров, большинство денег уходило на еду. Но и здесь ситуация постепенно выравнивалась – в первом полугодии 1945 года жители Советского Союза купили хлопчатобумажных тканей на 45,8 миллионов рублей, а во втором полугодии уже на 111,3 миллионов. Резиновой обуви во втором полугодии 1945 года купили в два раза больше, чем в первом, количество проданных швейных товаров за тот же период выросло с 35,5 до 80,7 миллионов рублей. Уже в 1945 году перестали продавать по купонам промтоварных карточек варежки, головные уборы, тарелки, бритвы и лезвия.

Еще не ушли в прошлое жульничество и мошенничество. Елена Шор вспоминает, как отправилась за сапогами на Преображенский рынок столицы. Продавец показал один сапог, а второй только дал пощупать и из коробки не доставал. Когда Елена вернулась с покупкой домой, то обнаружила, что внутри был не второй сапог, а свернутый кусок грубой кожи.

Главным богатством продолжал оставаться хлеб. Отец Антонины Кухтиной вставал в четыре утра и отправлялся в магазин отоваривать хлебные карточки, чтобы успеть на работу к восьми часам. Многие женщины стояли в очереди с детьми, иногда продавщицы отказывались выдавать хлеб на малолетних. «Не давать! Не давать! А то соберут всех соседских сопляков и хапают, хапают!», – слышалось вокруг. Нередкими были случаи, когда очередь вокруг магазинов начинала образовываться в 2-3 часа ночи. Еда в жизни послевоенного поколения играла особенную роль. Какое же это счастье – просто насытиться! Львиная доля детских воспоминаний тех лет связана именно со вкусовыми переживаниями. Первые конфеты, шоколад, американская тушенка, белый хлеб, мороженое…

Самым страшным событием в 1946-1947 гг. была потеря карточек. Иногда неугодных просто лишали заветного права на продовольствие – и никаких тебе лагерей и тюрем, выживай, как хочешь. Галина Козловская пишет об Анне Ахматовой, травля которой началась во второй половине 1940-х гг.: «Один Бог знает, что творилось в ее изнемогавшей душе. Теперь вместо цветов неведомые люди присылали хлебные и другие продуктовые карточки, которые тут же отсылались в домоуправление». Карточки вместо цветов!

Как ни странно, хлебом и другими продовольственными товарами в 1946 году снабжались даже больше людей, чем в 1945-м – 87,8 миллионов человек против 77,1 миллиона. Правда, потом продовольствие стали экономить, и в 1947 году хлебом снабжали уже только 63 миллиона человек. Когда в декабре 1947 года в городе Кузнецке распределили хлебный фонд между рабочими, служащими и студентами (по 500-550 граммов в день), то выяснилось, что на графу «прочее население» осталось по 164 грамма в день на каждого.

Голод и засуха 1946-1947 годов породили спекуляции с продовольствием. Только за три месяца, с октября по декабрь 1946 года, у привлеченных к уголовной ответственности изъяли больше 424 тысяч хлебных карточек и талонов. «В нашей стране паразитический образ жизни нетерпим, является преступлением. Отдельные паразитические элементы в нашем обществе – это носители гнусных привычек и пережитков капитализма, чуждых нашему обществу, глубоко противоречащих морали советского человека и правилам социалистического общежития. Именно такие пережитки капитализма в сознании людей, как эгоистическое стремление жить за счет других, отлынивание от честного труда, стремление к легкой наживе, моральная нечистоплотность к своему общественному долгу, пренебрежение общественными, государственными интересами ради своих корыстных личных интересов и так далее порождают такие преступления, как кража, расхищение социалистической собственности, спекуляция, растрата государственных и общественных средств, подлоги, взяточничество, мошенничество», – писали в одном из послевоенных номеров журнала «Пропаганда и агитация». Манифесты, впрочем, так и оставались манифестами. В «меню» колхозников вернулись «оладьи» из мерзлой картошки и болтушка из ботвы. «Тогдашнее строго было. Сам хоть голодный сиди, а сдай государству. Есть овцы, нет ли – шерсть сдавай. Мяса сдавай, помню, 40 килограмм. Курей держишь или не держишь – семьдесят пять яиц сдай. Где хочешь бери – а сдай. Да не жили, а существовали», – вспоминали жители села Вирятино Тамбовской области. В 1946 году в Советском Союзе собрали в два раза меньше зерна, чем в 1940-м. Небывалый голод бушевал в 1946-м и 1947-м, а в 1948 году все еще явственно ощущались отголоски бескормицы. Тогда погибло больше миллиона человек. Давид Самойлов писал:

О молодость послевоенная!
Ты так тогда была бедна.
О эта чара сокровенная
Сухого, терпкого вина!
О эти вольные застолия!
(Они почти уже история.)

Но руководство страны взяло твердый курс на отмену карточек. Москва требовала с мест расчетов-заявок на необходимое количество товаров. Например, ожидалось, что спрос на мужскую обувь будет ниже из-за массовой гибели солдат в годы Великой Отечественной. Демобилизованные из-за низких доходов часто ходили в армейской форме или в довоенной одежде. Государство рассчитывало, что производство дошкольных товаров тоже будет не столь велико из-за низкой рождаемости. Подобные расчеты производились и в отношении других категорий товаров. В итоге 16 декабря 1947 года продовольственные карточки отменили, а еще в дополнение на головы советских граждан обрушилась денежная реформа. От нее сильнее всего пострадали колхозники, традиционно хранившие деньги в сберегательных кассах. Совет министров СССР отмечал, что «…спекулятивные элементы воспользовались наличием большого разрыва между государственными и рыночными ценами, равно как и наличием массы фальшивых денег, для накопления денег в больших размерах в целях наживы за счет населения. Теперь, когда на очередь встала задача перехода к открытой торговле по единым ценам, большое количество выпущенных во время войны денег препятствует отмене карточной системы, так как излишние деньги в обращении взвинчивают рыночные цены, создают преувеличенный спрос на товары и облегчают возможность спекуляции».

В итоге система двойных цен, «пайковых» и «коммерческих», ушла в прошлое. Новые цены выросли в среднем в три раза, хотя зарплата за четыре послевоенных года увеличилась лишь в полтора. Впрочем, кое-где ценники снижались. Так, килограмм пшеничного хлеба в «пайковой» системе стоил 80 копеек за килограмм, в «коммерческой» – 2 рубля 50 копеек, а после введения единой системы цен стал стоить 70 копеек. К утру 16 декабря 1947 года в магазины Москвы в большом количестве доставили мясо, сыр, сгущенное молоко. Рынок постепенно наполнялся товарами, но общий ассортимент был небогат, поэтому продавцы весьма виртуозно занимались оформлением витрин. Отсюда идут бесконечные и однообразные, но красиво разложенные связки баранок и сушек, банки консервов и икры.